Высоцкий Владимир Семёнович

Две песни об одном воздушном бое — I

Их восемь — нас двое. 
Расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Серёжа, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.

Я этот небесный квадрат не покину,
Мне цифры сейчас не важны:
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит и шансы равны.

Мне в хвост вышел "мессер", но вот задымил он,
Надсадно завыли винты.
Им даже не надо крестов на могилы —
Сойдут и на крыльях кресты!

Я "Первый"! Я "Первый"! Они под тобою!
Я вышел им наперерез!
Сбей пламя, уйди в облака — я прикрою!
В бою не бывает чудес.

Сергей, ты горишь! Уповай, человече,
Теперь на надёжность строп!
Нет, поздно — и мне вышел "мессер" навстречу.
Прощай, я приму его в лоб!..

Я знаю — другие сведут с ними счёты, 
Но, по облакам скользя,
Взлетят наши души, как два самолёта, —
Ведь им друг без друга нельзя.

Архангел нам скажет: "В раю будет туго!"
Но только ворота — щёлк, 
Мы Бога попросим: "Впишите нас с другом
В какой-нибудь ангельский полк!"

И я попрошу Бога, Духа и Сына, 
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою!

Мы крылья и стрелы попросим у Бога, 
Ведь нужен им ангел-ас.
А если у них истребителей много —
Пусть пишут в хранители нас!

Хранить — это дело почётное тоже: 
Удачу нести на крыле
Таким, как при жизни мы были с Серёжей
И в воздухе, и на земле. 
1968 

Две песни об одном воздушном бое — II

Я ЯК-истребитель, 
мотор мой звенит,
Небо — моя обитель,
Но тот, который во мне сидит,
Считает, что он истребитель.

В этом бою мною "юнкерс" сбит,
Я сделал с ним, что хотел.
А тот, который во мне сидит,
Изрядно мне надоел.

Я в прошлом бою навылет прошит,
Меня механик заштопал,
А тот, который во мне сидит,
Опять заставляет — в "штопор".

Из бомбардировщика бомба несёт
Смерть аэродрому, 
А кажется — стабилизатор поёт:
"Мир вашему дому!"

Вот сзади заходит ко мне "мессершмитт".
Уйду — я устал от ран.
Но тот, который во мне сидит,
Я вижу, решил: на таран!

Что делает он? Вот сейчас будет взрыв!
Но мне не гореть на песке —
Запреты и скорости все перекрыв,
Я выхожу из пике!

Я главный, а сзади... Ну чтоб я сгорел! 
Где же он, мой ведомый?
Вот он задымился, кивнул — и запел:
"Мир вашему дому!"

И тот, который в моём черепке,
Остался один — и влип.
Меня в заблужденье он ввёл и в пике
Прямо из "мёртвой петли".

Он рвёт на себя, и нагрузки — вдвойне.
Эх! Тоже мне, лётчик-ас!
И снова приходится слушаться мне, 
Но это в последний раз.

Я больше не буду покорным! Клянусь! 
Уж лучше лежать на земле.
Ну что ж он не слышит, как бесится пульс,
Бензин — моя кровь — на нуле?!

Терпенью машины бывает предел,
И время его истекло.
И тот, который во мне сидел,
Вдруг ткнулся лицом в стекло.

Убит он! Я счастлив — лечу налегке,
Последние силы жгу.
Но что это, что?! — я в глубоком пике
И выйти никак не могу!

Досадно, что сам я не много успел, 
Но пусть повезёт другому.
Выходит, и я напоследок спел:
"Мир вашему дому!.." 
1968