Гинзбург Лев Владимирович

ПРОЩАНИЕ СО ШВАБИЕЙ

Во французской стороне,
на чужой планете,
предстоит учиться мне
в университете.
До чего тоскую я -
не сказать словами...
Плачьте ж, милые друзья,
горькими слезами!
На прощание пожмем
мы друг другу руки,
и покинет отчий дом
мученик науки.

Вот стою, держу весло -
через миг отчалю.
Сердце бедное свело
скорбью и печалью.
Тихо плещется вода,
голубая лента...
Вспоминайте иногда
вашего студента.
Много зим и много лет
прожили мы вместе,
сохранив святой обет
верности и чести.

Слезы брызнули из глаз...
Как слезам не литься?
Стану я за всех за вас
Господу молиться,
чтобы милостивый Бог
силой высшей власти
вас лелеял и берег
от любой напасти,
как своих детей отец
нежит да голубит,
как пастух своих овец
стережет и любит.

Ну, так будьте же всегда
живы и здоровы!
Верю, день придет, когда
свидимся мы снова.
Всех вас вместе соберу,
если на чужбине
я случайно не помру
от своей латыни;

если не сведут с ума
римляне и греки,
сочинившие тома
для библиотеки,
если те профессора,
что студентов учат,
горемыку школяра
насмерть не замучат,
если насмерть не упьюсь
на хмельной пирушке,
обязательно вернусь
к вам, друзья, подружки!

Вот и все! Прости, прощай,
разлюбезный Швабский край!
Захотел твой житель
увидать науки свет!..
Здравствуй, университет,
мудрости обитель!
Здравствуй, разума чертог!
Пусть вступлю на твой порог
с видом удрученным,
но пройдет ученья срок -
стану сам ученым.
Мыслью сделаюсь крылат
в гордых этих стенах,
чтоб отрыть заветный клад
знаний драгоценных!


РАЗДОР МЕЖДУ ЧТЕНИЕМ КНИГ 
И ЛЮБОВЬЮ 
Преуспев в учении,
я, посредством книг,
в беспрестанном чтении
мудрости достиг.
Но, сие учение
в муках одолев,
я познал влечение
к ласкам жарких дев.
И, забросив чтение,
тешу плоть свою:
нынче предпочтение
девам отдаю.
Да... И тем не менее
(хоть в любви везет)
тайны червь сомнения
сердце мне грызет.
Что мне, - по течению
безрассудно плыть
иль, вернувшись к чтению,
гением прослыть?
Ну а развлечения
бросив целиком,
можно стать из гения
круглым дураком!
"Только через чтение
к счастью путь лежит!" -
в крайнем огорчении
разум мой брюзжит.
"Быть рабом учения
глупо чересчур", -
не без огорчения
шепчет мне Амур.
"Слышишь! Прочь смущения!
Розы жизни рви!
Радость ощущения - 
в воле и в любви..."
В дивном озарении
начертал Господь,
чтоб сошлись в борении
разум, дух и плоть.


СТАРЕЮЩИЙ ВАГАНТ 
Был я молод, был я знатен, 
был я девушкам приятен, 
был силен, что твой Ахилл, 
а теперь я стар и хил.

Был богатым, стал я нищим, 
стал весь мир моим жилищем, 
горбясь, по миру брожу, 
весь от холода дрожу.

Хворь в дугу меня согнула, 
смерть мне в очи заглянула. 
Плащ изодран. Голод лют. 
Ни черта не подают.

Люди волки, люди звери... 
Я, возросший на Гомере, 
я, былой избранник муз, 
волочу проклятья груз.

Зренье чахнет, дух мой слабнет,
тело немощное зябнет,
еле теплится душа,
а в кармане — ни шиша!

До чего ж мне, братцы, худо! 
Скоро я уйду отсюда 
и покину здешний мир, 
что столь злобен, глуп и сир.


ЗАВЕЩАНИЕ 
Я желал бы помереть
не в своей квартире,
а за кружкою вина
где-нибудь в трактире.
Ангелочки надо мной
забренчат на лире:
"Славно этот человек
прожил в грешном мире!

Простодушная овца
из людского стада,
он с достоинством почил
средь хмельного чада.
Но бродяг и выпивох
ждет в раю награда,
ну, а трезвенников пусть
гложат муки ада!

Пусть у дьявола в когтях
корчатся на пытке
те, кто злобно отвергал
крепкие напитки!
Но у Господа зато
есть вино в избытке
для пропивших в кабаках
все свои пожитки!"

Ах, винишко, эх, винцо,
vinum, vini, vino!..
Ты сильно, как богатырь,
как дитя, невинно!
Да прославится Господь,
сотворивший вина,
повелевший пить до дна -
не до половины!

Вольно, весело я шел
по земным просторам,
кабаки предпочитал
храмам и соборам,
и за то в мой смертный час,
с увлажненным взором:
"Со святыми упокой!" -
гряньте дружным хором!


ИСПОВЕДЬ 
АРХИПИИТА КЁЛЬНСКОГО 
С чувством жгучего стыда 
я, чей грех безмерен, 
покаяние свое 
огласить намерен. 
Был я молод, был я глуп, 
был я легковерен, 
в наслаждениях мирских 
часто неумерен.

Человеку нужен дом, 
словно камень, прочный, 
а меня судьба несла, 
что ручей проточный, 
влек меня бродяжий дух, 
вольный дух порочный, 
гнал, как гонит ураган 
листик одиночный.

Как без кормчего ладья 
в море ошалелом, 
я мотался день-деньской 
по земным пределам.
Что б сидеть мне взаперти? 
Что б заняться делом? 
Нет! К трактирщикам бегу 
или к виноделам.

Я унылую тоску 
ненавидел сроду, 
но зато предпочитал 
радость и свободу 
и Венере был готов 
жизнь отдать в угоду, 
потому что для меня 
девки — слаще меду!

Не хотел я с юных дней 
маяться в заботе — 
для спасения души, 
позабыв о плоти. 
Закружившись во хмелю, 
как в водовороте, 
я вещал, что в небесах 
благ не обретете!

О, как злились на меня 
жирные прелаты, 
те, что постникам сулят 
райские палаты.
Только в чем, скажите, в чем 
люди виноваты, 
если пламенем любви 
их сердца объяты?!

Разве можно в кандалы 
заковать природу? 
Разве можно превратить 
юношу в колоду? 
Разве кутаются в плащ 
в теплую погоду? 
Разве может пить школяр 
не вино, а воду?!

Ах, когда б я в Кёльне был 
не архипиитом, 
а Тезеевым сынком — 
скромным Ипполитом, 
все равно бы я примкнул 
к здешним волокитам, 
отличаясь от других 
волчьим аппетитом.

За картежною игрой 
провожу я ночки 
и встаю из-за стола, 
скажем, без сорочки.
Все продуто до гроша! 
Пусто в кошелечке. 
Но в душе моей звенят 
золотые строчки.

Эти песни мне всего 
на земле дороже:
то бросает в жар от них, 
то — озноб по коже. 
Пусть в харчевне я помру, 
но на смертном ложе 
над поэтом-школяром 
смилуйся, о Боже!

Существуют на земле 
всякие поэты:
те залезли, что кроты,
в норы-кабинеты.
Как убийственно скучны
их стихи-обеты,
их молитвы, что огнем
чувства не согреты.

Этим книжникам претят 
ярость поединка, 
гомон уличной толпы, 
гул и гогот рынка;
жизнь для этих мудрецов -
узкая тропинка, 
и таится в их стихах 
пресная начинка.

Не содержат их стихи 
драгоценной соли:
нет в них света и тепла, 
радости и боли... 
Сидя в кресле, на заду 
натирать мозоли?! 
О, избавь меня, Господь, 
от подобной роли!

Для меня стихи — вино! 
Пью единым духом! 
Я бездарен, как чурбан, 
если в глотке сухо. 
Не могу я сочинять 
на пустое брюхо. 
Но Овидием себе 
я кажусь под мухой.

Эх, друзья мои, друзья! 
Ведь под этим небом 
жив на свете человек 
не единым хлебом.
Значит, выпьем, вопреки 
лицемерным требам, 
в дружбе с песней и вином, 
с Бахусом и Фебом...

Надо исповедь сию 
завершать, пожалуй. 
Милосердие свое 
мне, Господь, пожалуй. 
Всемогущий, не отринь 
просьбы запоздалой! 
Снисходительность яви, 
добротой побалуй.

Отпусти грехи, отец, 
блудному сыночку. 
Не спеши его казнить — 
дай ему отсрочку. 
Но прерви его стихов 
длинную цепочку, 
ведь иначе он никак 
не поставит точку.


ДОБРОЕ СТАРОЕ ВРЕМЯ
Вершина знаний, мысли цвет, -
таким был университет.
А нынче, волею судеб,
он превращается в вертеп.

Гуляют, бражничают, жрут,
книг сроду в руки не берут,
для шалопая-школяра
ученье - вроде бы игра.

В былые дни такой пострел
всю жизнь над книжками потел,
и обучался он - учти -
до девяноста лет почти.

Ну, а теперь - за десять лет
кончают университет
и в жизнь выходят потому
не научившись ничему!

При этом наглости у них
хватает поучать других.
Нет! Прочь гоните от дверей
таких слепых поводырей.

Неоперившихся птенцов
пускают наставлять юнцов!
Барашек, мантию надев,
решил, что он ученый лев!

Смотри: сидят, упившись в дым,
Григорий и Иероним
и, сотрясая небеса,
друг друга рвут за волоса.

Ужель блаженный Августин
погряз в гнуснейшей из трясин?
Неужто мудрость всех веков
свелась к распутству кабаков?!

Мария с Марфой, это вы ль?
Что с вами, Лия и Рахиль?
Как смеет гнилозубый хлюст
касаться чистых ваших уст?!

О добродетельный Катон!
Ты - даже ты! - попал в притон
и предназначен тешить слух
пропойц, картежников и шлюх.

То гордый дух былых времен
распят, осмеян, искажен.
Здесь бредни мудростью слывут,
а мудрость глупостью зовут!

С каких же, объясните, пор
ученье - блажь, прилежность - вздор?
Но если названное - тлен,
что вы предложите взамен?!

Эх, молодые господа,
побойтесь Страшного суда!
Прощенья станете просить -
да кто захочет вас простить?!


НИЩИЙ СТУДЕНТ 
Я кочующий школяр...
На меня судьбина
свой обрушила удар,
что твоя дубина.

Не для суетной тщеты,
не для развлеченья -
из-за горькой нищеты
бросил я ученье.

На осеннем холоду,
лихорадкой мучим,
в драном плащике бреду
под дождем колючим.

В церковь хлынула толпа,
долго длится месса.
Только слушаю попа
я без интереса.

К милосердию аббат
паству призывает,
а его бездомный брат
зябнет, изнывает.

Подари, святой отец,
мне свою сутану,
и тогда я наконец
мерзнуть перестану.

А за душеньку твою
я поставлю свечку,
чтоб Господь тебе в раю
подыскал местечко.
      

СНЕЖНОЕ ДИТЯ 
Я расскажу вам, не шутя, 
рассказ про снежное дитя... 
Жила-была на свете баба — 
жена доверчивого шваба. 
Был этот шваб купцом, видать. 
Ему случалось покидать 
пределы города Констанца. 

Уедет — в доме смех да танцы. 
Муж далеко. Зато жена 
толпой гуляк окружена, 
ватагой странствующих мимов, 
шутов, вагантов, пилигримов. 
Ну, словом, благородный дом 
был превращен в сплошной Содом. 

Не удивительно, что вскоре, 
покуда муж болтался в море, 
раздулось брюхо у жены 
(тут объясненья не нужны), 
и, как велит закон природы, 
в урочный час случились роды, 
явился сын на белый свет... 

Затем прошло еще пять лет... 
Но вот, закончивши торговлю, 
под обесчещенную кровлю 
из дальних странствий прибыл муж.
Глядит: ребенок! Что за чушь?! 
«Откуда взялся сей мальчишка?!» 
Дрожит жена: «Теперь мне крышка».

Но тут же, хитрости полна, 
Затараторила она:
«Ах, обо мне не думай худо! 
Случилось истинное чудо, 
какого не было вовек:
сей мальчик — снежный человек!

Гуляла в Альпах я однажды, 
и вдруг занемогла от жажды, 
взяла кусочек снега в рот, — 
и вскоре стал расти живот. 
О, страх, о, ужас! Из-за льдышки 
я стала матерью мальчишки. 
Считай, что снег его зачал...»

Супруг послушал, помолчал, 
а через два иль три годочка 
с собой взял в плаванье сыночка 
и, встретив первого купца, 
за талер продал сорванца.

Потом вернулся он к супруге:
«Мы были с мальчиком на юге, 
а там ужасный солнцепек. 
Вдруг вижу: парень-то потек 
и тут же превратился в лужу, 
чтоб ты... не изменяла мужу!»

Сию историю должна 
запомнить всякая жена. 
Им, бабам, хитрости хватает, 
но снег всегда на солнце тает!


ВЫХОДИ В ПРИВОЛЬНЫЙ МИР 
Выходи в привольный мир
К черту пыльных книжек хлам
Наша родина - трактир.
Нам пивная - божий храм.
Ночь проведши за стаканом,
Не грешно упиться в дым.
Добродетель - стариканам
Безрассудство - молодым

Жизнь умчится, как вода,
Смерть не даст отсрочки.
Не вернуться никогда
Вешние денечки.

Май отблещет, отзвенит -
Быстро осень подойдет
И тебя обременит
Грузом старческих забот.
Плоть зачахнет, кровь заглохнет,
От тоски изноет грудь,
Сердце бедное иссохнет,
Заметет метелбю путь.

Жизнь умчится, как вода,
Смерть не даст отсрочки.
Не вернуться никогда
Вешние денечки.

"Человек - есть божество"
И на жизненном пиру
Я Амура самого
В сотоварищи беру,
На любовную охоту
Выходи, лихой стрелок
Пусть красавицы без счету
Попадут к тебе в силок.

Жизнь умчится, как вода,
Смерть не даст отсрочки.
Не вернуться никогда
Вешние денечки.

Сколько девок молодых,
Сколько во поли цветов.
Сам я в каждую из них
Тут же втюриться готов,
Девки бедрами виляют,
Пляшут в пляске круговой,
Пламя в грудь мою вселяют,
И хожу я сам не свой.

Жизнь умчится, как вода,
Смерть не даст отсрочки.
Не вернуться никогда
Вешние денечки.


БЕЗ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ БУТЫЛКИ 
Без возлюбленной бутылки
тяжесть чувствую в затылке.
Без любезного винца
я тоскливей мертвеца.

Но когда я пьян мертвецки,
веселюсь по-молодецки
и, горланя во хмелю,
Бога истово хвалю!


СВОЕНРАВНАЯ ПАСТУШКА 
Лето зноем полыхало -
солнце жгло, не отдыхало,
все во мне пересыхало.
Тяжко сердце воздыхало...
Где найти бы опахало?
Хоть бы веткой помахало
деревцо какое!

Ах, пришел конец терпенью!..
Но, по Божьему хотенью,
был я скрыт густою тенью
под платановою сенью,
разморен жарой и ленью,
рад нежданному спасенью,
в неге и покое.

Сладкозвучнее свирели
зазывали птичьи трели
в синеве речной купели
ощутить блаженство в теле...
Ах, невиданный доселе,
сущий рай на самом деле
был передо мною!

Так, в краю благоуханном,
не прикрыв себя кафтаном,
на ковре, природой тканном,
возлежал я под платаном.
Вдруг пастушка с дивным станом,
словно посланная Паном,
встала над рекою.

Я вскричал, как от ожога:
- Не пугайся, ради Бога!
Видишь ты не носорога.
Ни к чему твоя тревога.
Дорогая недотрога,
нам с тобой - одна дорога!
Страсть тому виною!

- Нет, - ответила девица, -
мать-старушка станет злиться.
Честной швабке не годится
с кавалерами резвиться.
Может всякое случиться.
Нам придется разлучиться.
Не пойду с тобою!..


ЛЮБОВЬ К ФИЛОЛОГИИ 
О возлюбленной моей
день и ночь мечтаю, -
всем красавицам ее
я предпочитаю.
Лишь о ней одной пишу,
лишь о ней читаю.

Никогда рассудок мой
с ней не расстается;
окрыленный ею дух
к небесам взовьется.
Филологией моя
милая зовется.

Я взираю на нее
восхищенным взором.
Грамматическим мы с ней
заняты разбором.
И меж нами никогда
места нет раздорам.

Смог я мудрости веков
с нею причаститься.
Дорога мне у нее
каждая вещица:
суффикс, префикс ли, падеж,
флексия, частица.

Молвит юноша: "Люблю!" -
полон умиленья.
А для нас "любить" - глагол
первого спряженья.
Ну, а эти "я" и "ты" -
два местоименья.

Можно песни сочинять
о прекрасной даме,
можно прозой говорить
или же стихами,
но при этом надо быть
в дружбе с падежами!


ПРАЗДНИЧНАЯ ПЕСНЯ 
Радость, радость велия!
День настал веселия:
Песнями и пляскою
Встретим залихватскою
День освобождения
От цепей учения!

Школяры, мы яростно
Славим праздник радостный.
Пук тетрадей в сторону,
На съеденье ворону -
Творчество Назоново,
Хлама груз учёного

Пусть знают прочие -
Мы спешим к Венере
И толпой бесчисленной
К ней стучимся в двери!


ЛОЖЬ И ЗЛОБА МИРОМ ПРАВЯТ 
Ложь и злоба миром правят. 
Совесть душат, правду травят, 
мертв закон, убита честь, 
непотребных дел не счесть. 
Заперты, закрыты двери 
доброте, любви и вере. 
Мудрость учит в наши дни:
укради и обмани!
Друг в беде бросает друга,
на супруга врет супруга,
и торгует братом брат.
Вот какой царит разврат!
«Выдь-ка, милый, на дорожку,
я тебе подставлю ножку», —
ухмыляется ханжа,
нож за пазухой держа.
Что за времечко такое!
Ни порядка, ни покоя,
и Господень Сын у нас
вновь распят, — в который раз


Вещание Эпикура 
Эпикур вещает зычно:
"Брюху сыту быть прилично!
Брюхо будь моим кумиром,
Жертва брюху - пышным пиром,
Храмом брюху - будь поварня,
В ней же дух святой угарней.

Бог удобный, бог угодный,
Бог, с постом отнюдь не сродный:
Поутру едва он встанет -
Натощак вино он тянет:
В винной чаше он обрящет
Благо, благ небесных слаще.

Чрево божье сановито,
Словно мех, вином налитый,
Тело тучностью прекрасно,
Щеки красны, взоры страстны,
Дух покоен, бодр и весел,
И безмерны силы чресел.

Кто утробу чтит примерно,
Тот Венере служит верно!
Брюху бремя не наскучит,
Хоть порой его и пучит;
Жизнь блаженна, жизнь досужна
Тех, кто с сытым брюхом дружны.

Брюхо кличет: "Прочь сомненье,
Мне единому почтенье!
Чтобы в неге и покое,
Сыто вдвое, пьяно втрое,
Я меж блюда и бокала,
Отдыхая, почивало!"


СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Наполеон был горд и смел.
Теперь он малость присмирел.
Он ходит спички продает,
А детвора ему поет:

— Бонапарт! Бонапарт!
На дворе сегодня март.
Всюду снег на крышах тает.
Император отступает,
Трясется на двуколке
В дырявой треуголке.

Са ира! Са ира!
На Москву он шел вчера
В ярости и в злобе,
Да застрял в сугробе.

Наполеон, Наполеон
Бежал домой без панталон!
Эй ты, Наполеончик,
Поешь-ка лучше пончик!

Гренадеры, гренадеры
Из России дали деру.
Грустная история!
Где же их «виктория»?

Немцы, русские и шведы
Заплясали в честь победы.
Эй, друзья британцы!
Просим к нам на танцы!
Ядра, пушки и свинец
Не нужны! Войне — конец!

Робинзон, Робинзон!
В дальний путь пустился он
На воздушном шаре
С Пятницею в паре.

Распрекрасные французы
Носят красные рейтузы,
Золотые эполеты,
А едят одни омлеты.

Доктор Лютер дорогой
Замахнулся кочергой:
Черт ему привиделся.
Лютер разобиделся,
Крикнул: — Эй, католики!
Все вы алкоголики!

Католический священник
Заорал: — Молчи, мошенник!
Завопила странница:
— Лютер, сам ты пьяница!
Лютер тут нахмурился,
Взял да окочурился.

Папе римскому все хуже.
Он лежит в вонючей луже:
Меньше по количеству
Стало католичества.

В нарушенье райских правил
Вдруг с Петром подрался Павел,
Петр, сидевший на горшке,
Стукнул Павла по башке.

Взял топор блаженный Павел —
Без башки Петра оставил.
Петр спросил: — Погиб ли я?..
Пусть ответит библия.

Стыд и срам!
Стыд и срам!
Жили Ева и Адам.
Ева пообедала.
Яблочка отведала.
Из-за этого плода
Вышла страшная беда;
Бог, обычно сдержанный,
Выбежал рассерженный
И сказал: — А ну, Адам,
Забирай свою мадам,
Чтоб не крала райские
Яблочки хозяйские.


БАЛЛАДА О ДОКТОРЕ ГИЛЬОТЕНЕ
В эпоху грозных перемен,
В суровую годину
Придумал доктор Гильотен
Свою гилиотину.

Сожженье требует затрат,
Расстрел чрезмерно злобен,
А этот хитрый аппарат
Гуманен и удобен.

Едва глухой раздастся стук
И шеи нож коснется,
Как голова без лишних мук
С плечами расстается.

К чему распятье и костер?
К чему петля и дыба?
За механический топор
Ученому — спасибо!

Легко, спокойно — хоть куда!
Отменная работа...
Да жаль, что с жизнью иногда
Прощаться неохота.


СТУДЕНЧЕСКАЯ ПЕСНЯ
Братья, братья, прочь тоску!
Вешний день ловите!
Солнце ластится к листку!
Радуйтесь! Любите!
Темен, слеп, бездушен рок.
Смерть близка... Так в должный срок
Розу жизни рвите!

Жизнь уносится стремглав,
Словно в небо — птица.
Эту истину познав,
Нужно торопиться.
Ждет гробов разверстых пасть.
Поспешимте ж, братья, всласть
Радостью упиться!

Ах, куда ушли от нас,
Кто совсем недавно
Молод был, как мы сейчас?
Веселился славно?
Их засыпали пески,
Их могилы глубоки.
Время так злонравно!

На погосте мертвецы
Под плитой глухою —
Наши деды и отцы,
Ставшие трухою.
Колокольный слышен звон.
Кто созрел для похорон?
Может, мы с тобою...

Но в гаданьях проку нет.
Небо справедливо.
Мы же предков чтим завет:
Пьем вино и пиво!
Эй! От жажды сохнет рот!
Братья! Жизнь полна щедрот!
Наливайте, живо!

Поднимаю сей стакан
За свою отраду,
Ту, в чьем брюхе мальчуган
Зреет мне в награду.
Ну, так выпьем! А засим
Хором вновь провозгласим
Славу винограду!